Далее слово свидетелю тех событий.
ivkonstant в Продолжение "25 лет "шоковой терапии"«Ну вот, теперь все понятно, Борис Николаевич натягивает на себя почти диктаторские полномочия. Интересно, как это воспримут депутаты»?
Судя по выражению лиц, отношение к новому ельцинскому курсу у депутатов сильно разнилось. Белла Куркова вся светилась восторгом, в глазах у Юрия Нестерова читалось что-то вроде: «Делать нечего, придется поддержать», Олег Басилашвили, как водится, вопросительно смотрел на Салье.
В перерыв все повалили в из зала. Вокруг омского депутата Сергея Бабурина, еще недавно оказавшегося главным конкурентом Хасбулатову в борьбе за кресло председателя Верховного Совета, собралась шумная группа.
-- Это переворот, - объяснял внимательным слушателям Бабурин, гневно поблескивая карими глазами, - Ельцин призывает растоптать конституцию, его экономический курс – это какая-то пиночетовщина.
-- Фактически, реформы будет осуществлять экономический блок правительства во главе с Егором Гайдаром, - послышался у меня за спиной простуженный голос Льва Пономарева, - С ним целая команда молодых реформаторов, - убеждал он колеблющихся демократов, - А Ельцин будет осуществлять политическое прикрытие.
Судя по выражению лиц, отношение к новому ельцинскому курсу у депутатов сильно разнилось. Белла Куркова вся светилась восторгом, в глазах у Юрия Нестерова читалось что-то вроде: «Делать нечего, придется поддержать», Олег Басилашвили, как водится, вопросительно смотрел на Салье.
В перерыв все повалили в из зала. Вокруг омского депутата Сергея Бабурина, еще недавно оказавшегося главным конкурентом Хасбулатову в борьбе за кресло председателя Верховного Совета, собралась шумная группа.
-- Это переворот, - объяснял внимательным слушателям Бабурин, гневно поблескивая карими глазами, - Ельцин призывает растоптать конституцию, его экономический курс – это какая-то пиночетовщина.
-- Фактически, реформы будет осуществлять экономический блок правительства во главе с Егором Гайдаром, - послышался у меня за спиной простуженный голос Льва Пономарева, - С ним целая команда молодых реформаторов, - убеждал он колеблющихся демократов, - А Ельцин будет осуществлять политическое прикрытие.
-- Час от часу не легче, - раздраженно буркнул Аксючиц, - Знаю я этого Гайдара!
-- Что за человек? – поинтересовался я, поскольку лично не был знаком с новой восходящей звездой российской политики.
-- Столбовой номенклатурщик: внук писателя Аркадия Гайдара, работал в журнале «Коммунист», в газете «Правда» - парень себе на уме. Правая рука у него – Анатолий Чубайс. Да ты должен его знать, он из Питера.
Про Чубайса я, разумеется, был наслышан. Он считался одним из идеологов Ленинградского клуба «Перестройка» - странной организации, призванной, по словам ее создателей, мягко трансформировать плановую экономику в рыночную. Мои друзья-диссиденты эту публику недолюбливали, за подчеркнутую лояльность к властям и подозревали, что кураторов клуба следует искать в КГБ. Возможно, эти подозрения были небезосновательны, по крайней мере, скандальная аналитическая записка: «Жестким курсом», появившаяся в 1990 году, и предлагавшая Горбачеву ради успеха экономических реформ срочно отказаться от демократизации, была подготовлена именно Чубайсом.
Впрочем, мой друг Александр Беляев считал, что я одержим манией преследования:
-- Тебе всюду мерещатся агенты КГБ, - смеялся он надо мной, - знаю я Чубайса, свой парень! – уверял он меня.
Вот теперь этот «свой парень» может стать одной из ключевых фигур в правительстве.
Пока мы с Аксючицем философствовали, в Кремлевском буфете образовалась длинная очередь.
-- Не успеем перекусить, - расстроился Витя.
-- Коллеги, я для вас очередь занял, - приветливо помахал нам рукой стоящей в голове очереди молодой депутат Михаил Киселев, имевший репутацию радикального либерала.
-- Как вам речь Бориса Николаевича?
-- Плохо, - отрезал я, не обращая внимания на изумленно взлетевшие вверх брови Киселева.
-- То есть? – решил уточнить он.
-- Пенсионеры, инвалиды, многодетные окажутся на грани голода. Прежде чем отпускать цены, следовало бы создать механизм поддержки этих людей.
Михаил снисходительно улыбнулся.
-- Все-таки, Илья, ты неисправимый романтик. Рынок – жестокая штука, он не знает жалости ни к женщинам, ни к детям. Ты же экономист, понимаете: для того, чтобы заставить наш обленившийся народ по-настоящему работать, его нужно хорошенько треснуть по затылку. Вот мы сейчас его треснем, он и зачешется!
-- Пенсионерам поздно чесаться.
-- Пусть вымирают, - великодушно разрешил Киселев, - Будущее принадлежит молодым.
Как и следовало ожидать, программу Ельцина Съезд все же одобрил: и шоковую терапию, и либерализацию цен. Голоса критиков потонули в хоре причитаний о «сильной руке» и «персональной ответственности».
Начало тут.
-- Что за человек? – поинтересовался я, поскольку лично не был знаком с новой восходящей звездой российской политики.
-- Столбовой номенклатурщик: внук писателя Аркадия Гайдара, работал в журнале «Коммунист», в газете «Правда» - парень себе на уме. Правая рука у него – Анатолий Чубайс. Да ты должен его знать, он из Питера.
Про Чубайса я, разумеется, был наслышан. Он считался одним из идеологов Ленинградского клуба «Перестройка» - странной организации, призванной, по словам ее создателей, мягко трансформировать плановую экономику в рыночную. Мои друзья-диссиденты эту публику недолюбливали, за подчеркнутую лояльность к властям и подозревали, что кураторов клуба следует искать в КГБ. Возможно, эти подозрения были небезосновательны, по крайней мере, скандальная аналитическая записка: «Жестким курсом», появившаяся в 1990 году, и предлагавшая Горбачеву ради успеха экономических реформ срочно отказаться от демократизации, была подготовлена именно Чубайсом.
Впрочем, мой друг Александр Беляев считал, что я одержим манией преследования:
-- Тебе всюду мерещатся агенты КГБ, - смеялся он надо мной, - знаю я Чубайса, свой парень! – уверял он меня.
Вот теперь этот «свой парень» может стать одной из ключевых фигур в правительстве.
Пока мы с Аксючицем философствовали, в Кремлевском буфете образовалась длинная очередь.
-- Не успеем перекусить, - расстроился Витя.
-- Коллеги, я для вас очередь занял, - приветливо помахал нам рукой стоящей в голове очереди молодой депутат Михаил Киселев, имевший репутацию радикального либерала.
-- Как вам речь Бориса Николаевича?
-- Плохо, - отрезал я, не обращая внимания на изумленно взлетевшие вверх брови Киселева.
-- То есть? – решил уточнить он.
-- Пенсионеры, инвалиды, многодетные окажутся на грани голода. Прежде чем отпускать цены, следовало бы создать механизм поддержки этих людей.
Михаил снисходительно улыбнулся.
-- Все-таки, Илья, ты неисправимый романтик. Рынок – жестокая штука, он не знает жалости ни к женщинам, ни к детям. Ты же экономист, понимаете: для того, чтобы заставить наш обленившийся народ по-настоящему работать, его нужно хорошенько треснуть по затылку. Вот мы сейчас его треснем, он и зачешется!
-- Пенсионерам поздно чесаться.
-- Пусть вымирают, - великодушно разрешил Киселев, - Будущее принадлежит молодым.
Как и следовало ожидать, программу Ельцина Съезд все же одобрил: и шоковую терапию, и либерализацию цен. Голоса критиков потонули в хоре причитаний о «сильной руке» и «персональной ответственности».
Начало тут.
Journal information